Но отношения с Демионом были лишь одной проблемой. Еще я пыталась не попадаться на глаза папе, дабы не получить за непрекращающийся беспредел в академии и случайно не показать, что я занимаюсь магией больше, чем обычно, и в конкретном направлении. Папа был умен и явно подозревал, что я попытаюсь рано или поздно избавиться от Труселей. А мне не хотелось демонстрировать ему это. Слишком далека я пока была от победы. Все вечера приходилось посвящать дополнительным занятиям с личем. Зато для Демиона оправдания придумывать было не нужно. Как со стороны смотрелось мое поведение, я старалась не думать.
При девчонках приходилось делать вид, будто шушеля мы по-прежнему ловим, и их энтузиазм поддерживать. Я не хотела сдавать Демиона, к тому же после долгой торговли он пообещал мне весьма приятный процент с тотализатора. А еще ночные гонки по коридорам помогали мне быть в курсе всех новостей. Кроме одной. Я так и не знала, почему папа не проводит ритуал. Правда, одна занимательная мысль мне в голову все же закралась.
К концу недели сумасшествие достигло предела, тотализатор, которым тайно руководил Демион, набрал невиданные обороты, и сумма выигрыша стала астрономической. Деньги начали вкладывать даже преподаватели и персонал. Подозреваю, и папа тайно сделал взнос и темными ночами пытался выманить зловредное, наглеющее с каждым днем существо. В то время как ритуал требовал сил, энергозатрат. И уж конечно изгнание шушеля подобным образом никак не могло претендовать на выигрыш. Хотя бы потому, что официально руководство было категорически против игры на деньги.
Я бы не заподозрила папу в подобном, если бы во время одной из вылазок не застала его, стоящего на четвереньках в конце коридора четвертого этажа. Папа тихонько нашептывал: «Киса-киса», — и тянул в пустоту нечто, до боли напоминающее алые трусы его секретарши, те, которые напугали дам из министерства. Видимо, хозяйке родитель не вернул их из вредности.
Как тактичная дочь, я бы предпочла не становиться свидетельницей позора или по-тихому скрыться, но папа меня заметил раньше, чем получилось улизнуть. Проворно спрятал алую тряпку в карман и грозно рыкнул:
— А ты что здесь делаешь, беда на ножках?
— Так шушеля ловлю! А ты? Проверяешь, не дует ли из-под плинтусов? — парировала я и выразительно посмотрела на угол, где родитель секунду назад ползал на четвереньках.
— Да. — Он ничуть не смутился. — И заодно контролирую, насколько эффективно ведется охота за шушелем. Я вообще давно пытаюсь тебя выловить и серьезно поговорить. Просил же, чтобы все прошло тихо! Ты понимаешь, если в министерстве узнают… — Папа расходился, голос звучал громче, и стало понятно — пора делать ноги.
— Ой, шушель! — заорала я и бросилась в ближайший коридор. — Шушель! Лови!
Папа выругался, кинулся было за мной, справедливо полагая, что подобным нечестным образом я попыталась уйти от разговора, но на вопли со всех сторон ко мне ломанулись поисково-карательные отряды. Темный пустынный коридор наполнился шумом голосов, грохотом, и ректору пришлось махнуть рукой и смотаться, так как остановить безобразие было непросто — студенты уже не первый день с увлечением ловили шушеля, который все равно ускользал и продолжал пакостничать. Сегодняшняя ночь не являлась исключением.
А с самого утра начались неприятности. Папа вызвал меня к себе на ковер, причем вместе с Демионом, общества которого я успешно избегала в последние дни. Я чувствовала себя глупо и неловко, так как не ожидала увидеть своего охранника. Демион буравил меня взглядом, еще пока мы сидели в приемной, и я понимала — сегодня трудного разговора не избежать. Это пугало, но в голову закралась мысль: «Может, зря, я от него бегаю?» Все же Труселя на первом свидании я показывать не собираюсь, да и на втором — тоже, а мысли о том, чтобы делить с наглым блондином постель у меня не возникало. Пока.
Додумать я не успела, мои размышления бесцеремонно прервал появившийся в дверях папа.
— Быстро ко мне! — рыкнул он, и я помрачнела.
Настроение у родителя было, мягко сказать, не очень. А значит, нас ждут нагоняй и вопли. И все же папиной ругани я боялась сейчас меньше, чем злого Демиона, поэтому бодро вскочила и побежала в кабинет, который за последнюю неделю утратил стерильность. Без секретарши папе приходилось туго, а позвать обратно прежнюю, незаслуженно уволенную, не позволяла гордость, ну а новых желающих на вакантное место, по-видимому, не нашлось. И это понятно. Слухи о папочкином характере распространились далеко за пределы академии.
— Что случилось-то? — поинтересовалась я, присаживаясь на стул и носком ноги отшвыривая в сторону смятый лист бумаги, которым папа, видимо, метил в мусорное ведро, но не попал.
Демион немного помедлил и последовал моему примеру. Родитель глянул на нас недобро, но, вопреки моим опасениям, ничего не сказал, хотя было заметно — молчание далось ему с трудом.
— Как я и предполагал, положиться на вас, недоразумения, нельзя! — выдохнув начал он. — И от тебя, змеюка, одни проблемы! И ты, недомаг, их количество не сокращаешь. А должен бы! Вот не зря я тебя, Кассандра, не хотел и близко подпускать к моей академии. Чувствовал: твое появление здесь — это начало конца! И для меня, и для учебного заведения!
— Да что случилось?! — прервала я поток папиного возмущения.
— А то! Ты вызвала шушеля… Молчи! — Родитель махнул в мою сторону рукой, призывая не возражать. — Знаю, случайно. Но я просил же все сделать тихо. Тебя, недомаг, просил, как старшего и серьезного. А ты?